Дистанционный мониторинг состояния здоровья, информационные системы, обеспечивающие поддержку работы врача и его взаимодействие с пациентами, интеграционные и другие решения для медицины находятся в зоне пристального внимания ИТ-индустрии. Однако в нашей стране рынок информационных технологий для здравоохранения сейчас переживает не самые лучшие времена. Алексей Голосов, президент ФОРС, объяснил, почему его компания по-прежнему намерена не только оставаться, но и укреплять свои позиции на рынке медицинских услуг, и каким видит для себя будущее.

- Рынок медицинских ИТ в России, несмотря на безусловную его перспективность, сегодня очень сложен и безденежен. Почему он вам интересен?

Мы начали работать на этом рынке достаточно давно. Почему не остановились, несмотря на отсутствие серьезных коммерческих успехов? Во-первых, мы не ограничиваемся российским рынком, а планируем продвижение в СНГ, страны Западной Европы, Латинской Америки и Юго-Восточной Азии, хотя и там ситуация непростая. Во-вторых, в медицине назревают изменения. Идет накопление технологий и увеличивается разрыв между тем, что предлагают ИТ-индустрия и производители медицинских устройств, и тем, как медицина это потребляет. Нынешние ограничения и барьеры рано или поздно будут преодолены: проблемы здоровья – вечная тема. В-третьих, с технологической точки зрения медицинские задачи очень сложны и интересны. Мы принимаем участие в научных исследованиях, в действительно прорывных проектах, и у нас есть возможность ставить новые задачи. Тут есть и творчество, и потенциальный бизнес. Инвесторы сегодня называют медицину и биотехнологии в числе самых интересных областей для инвестиций.

Да, с точки зрения зарабатывания денег сегодня российская медицина не самая привлекательная для нас область, так как мы не попали в число региональных поставщиков Единой государственной информационной системы здравоохранения. Но мы умеем многое, чего ни один из этих поставщиков не может, и рано или поздно наши знания будут востребованы. Кроме того, есть еще и коммерческая медицина.

- Но основная масса потенциальных клиентов – государственные организации...

Фактически вся медицина сейчас коммерциализировалась, началась борьба за клиента и его деньги, которые платятся через страховые компании или лично. Знаю многих врачей, готовых помогать, невзирая на плату, но медицина в целом превращается в обычный рынок. А когда в ее основе лежит бизнес, возникает противоречие между высокой целью вылечить человека и получить с него деньги. C вылеченного и ушедшего пациента денег уже не возьмешь. Частично трудности с внедрением ИТ связаны с этой проблемой. Например, удаленный мониторинг пациентов очень интересен пациентам и абсолютно не интересен коммерческим структурам, которым выгоднее провести дорогостоящее обследование или процедуру, чем организовывать процесс, который больших денег не принесет. В результате очень правильная идея дистанционного контроля во всем мире не очень-то продвигается.

Например, есть пластырь, который позволяет 48 часов наблюдать за состоянием пациента, снимая множество параметров, вплоть до кардиограммы. Но в клиниках такой услуги нет, кто-то должен предложить ее первым. Страховые компании вроде бы заинтересованы в этом, но боятся, что это увеличит сумму страховки.

Но есть области, где, я уверен, телемониторинг должен пойти, например контроль беременности. Это относительно короткий, но жизненно важный период, когда пациенты платят большие деньги и скорее отдадут последнее, чем будут экономить. Мониторинг дает женщине свободу перемещаться, оставаясь под наблюдением врача, что очень важно психологически, а врачу – оставаться на связи с пациентом.

Приборы для мониторинга развиваются фантастически быстро. Конечно, возникает проблема их сертификации, но эта задача решаема. Прогресс в этой области колоссальный, инвестиций в исследования очень много. Думаю, прорыв вот-вот произойдет.

- Про телемедицину много лет говорят, что она «вот-вот выстрелит», но не выстреливает...

Не выстреливает, потому что очень много организационных и юридических ограничений, огромное количество нормативных препонов, которые, наверное, нужны для защиты пациента.

Например, результаты в области фармакогенетики позволяют индивидуально подбирать лекарства. Но если врач, руководствуясь рекомендациями системы, выдаст назначения, отличные от стандартных, то при наступлении какого-либо непредвиденного случая с пациентом врач будет нести за это ответственность. Поэтому врачи не стремятся брать на себя дополнительные риски, связанные с внедрением новых методов. Даже если мы изобретем нечто гениальное, что помогает и спасает, мало кто захочет это внедрять, пока мы не получим одобрения всех инстанций. Основная проблема, связанная с телемедициной и удаленным контролем пациента, – ответственность. Когда врач видит пациента — это одна история, когда данные передает прибор, всегда есть недоверие к этим данным.

- Что может сделать ИТ-бизнес для преодоления этого барьера?

Ничего. Это проблема самой медицины, не ИТ. Мы – помощники, заинтересованные во внедрении новых методов, но если эти методы не воспринимаются медиками, мы ничего сделать не можем, разве что заинтересовывать пациентов.

- Каковы, на ваш взгляд перспективы Больших Данных в медицине?

Сейчас идет накопление больших массивов данных, в том числе за счет устройств, генерирующих потоки данных. Эти данные надо ужимать, обрабатывать, сопоставлять, готовить к анализу для выявления закономерностей. Например, в Швейцарии врачу, изучающему внезапные смерти, не хватает данных. Поэтому медики хотят объединиться, чтобы создать пул анонимных данных для проведения исследования.

С увеличением потока данных появляется возможность решать принципиально новые задачи, но при этом важно, чтобы врачи работали вместе с аналитиками: это позволит избежать ошибок, поскольку аналитики не знают предметной области, а врачи не разбираются в тонкостях математических методов.

- Логическим развитием аналитики Больших Данных является возможность для пользователей задавать вопросы компьютеру на естественном языке. Реально ли в России воплотить проект когнитивных вычислений для медицины?

В России все реально, когда есть деньги и головы. Я верю в нашу креативность, и если бы у такого проекта был заказчик с ресурсами, то можно было бы собрать сильную квалифицированную команду для решения этой задачи.

- Какие направления ИТ в здравоохранении вы считаете наиболее интересными с точки зрения развития бизнеса?

Для нас интересно все, что связано с удаленным мониторингом пациентов, спортивная медицина, нацеленная на результат и поэтому заинтересованная в контроле после операции и реабилитации. Особенно перспективны приборы и программы для предсказания и предотвращения травм, и не только для спортсменов, у которых эта проблема стоит очень остро. Интересно также участие в исследовательских проектах с обработкой Больших Данных. Потом на этом будет строиться бизнес.

- Какие услуги интеграторов на рынке медицинских ИТ будут востребованы в ближайшем будущем?

Это не столько услуги классической ИТ-интеграции, сколько интеграции решений для проекта, объединяющего в единую команду врачей, производителей ПО и множества устройств. Интегратор должен предложить правильное, разумное решение, включающее множество компонентов. Мы сейчас как раз реализуем такой крупный интеграционный проект в РЖД, где созданный нами интеграционный узел обеспечивает возможность обмена медицинской информацией между учреждениями здравоохранения, входящими в структуру этой организации.

- Какую роль в бизнесе ФОРС сегодня играет медицина? Насколько рентабельно это направление и как меняется компания по мере его развития?

Я сам занимаюсь этим направлением и считаю его роль важной, хотя есть намного более выгодные проекты. Мы выделили все разработки, связанные с медициной, в отдельную компанию «Ай-Форс». Три основных компонента — медицинскую информационную систему «Вятка», платформу дистанционного взаимодействия врачей и пациентов Remsmed, а также интеграционный узел, которые существовали раньше как отдельные проекты, планируется собрать в единую модульную систему для медицинских организаций. Пока это инвестиционное направление, но к концу 2015 года надеемся выйти на самоокупаемость. В долгосрочной перспективе оно будет выгодным.

- Какими качествами должна обладать компания, намеренная преуспеть на рынке ИТ в здравоохранении?

Для любой области бизнеса важно знание самого предмета. И должна быть готовность терпеть – ради будущего. Тому, кто хочет получить результат немедленно, лучше заниматься чем-то другим.

Выяснилось, что не все данные одинаково полезны, а для ответа на вопросы типа «что было, что есть и что будет», возможно, и не потребуются огромные хранилища, в реальном времени аккумулирующие все поступающие из различных источников неструктурированные сведения. Григорий Каневский, архитектор решений Teradata Aster, представивший решения компании на недавнем форуме Big Data 2015, организованном издательством «Открытые системы», рассказал о своем видении аналитики Больших Данных.

- В названии вашего доклада упоминается аналитика с человеческим лицом, что под этим подразумевается?

Основная цель процесса анализа в Aster, включающего сбор, распределение, обработку данных и визуализацию результата, – создание ценности для бизнеса, что в конечном счете означает формирование такого представления информации, которое может быть использовано для принятия решений. Анализ эффективен, когда его проводят не узкие специалисты в области математики, ИТ, бизнеса или в конкретной прикладной области — роль аналитика требует баланса знаний, способности соединить их для постановки задачи и обнаружения закономерностей. Такой специалист, исследователь данных (data scientist) не может знать все, но должен уметь поставить вопрос и получить ценный для бизнеса результат даже при отсутствии информации о структуре или закономерностях анализируемых данных. Иначе говоря, он должен «чувствовать» данные, которые визуализируют средства аналитики.

- Какие средства для этого предлагает ваша компания?

Для поиска ценности в данных предназначена платформа Teradata Aster, реализующая стратегию компании по интеграции всей продуктовой линейки, включающей уже не только традиционные хранилища данных, построенные по принципу «сначала собрали данные, потом записали в одну базу, затем долго хранили и потом, может быть, средствами SQL получили результат». Сегодня речь идет об анализе в динамике, об обработке в реальном времени и о многообразии источников, тесная интеграция которых выполняется с помощью технологии QueryGrid, позволяющей применять один SQL-запрос ко множеству баз и хранилищ как от Teradata, так и от других производителей, а также к кластерам Hadoop. Вместо перемещения данных в QueryGrid сами запросы перемещаются в целевые хранилища и там выполняются.

Такие инструменты позволяют пользователям с любым уровнем подготовки в области программирования, и в частности SQL, работать со сколь угодно большими массивами сырых данных. В конечном счете все данные имеют ту или иную структуру, другое дело, что она неочевидна или неизвестна, а прежде чем браться за анализ, требуется четко представлять, зачем это нужно бизнесу. Разумеется, какая-то подготовка по SQL или языку R полезна; вместе с тем в Aster есть фреймворк AppCenter, который позволяет из готовых блоков, скрывающих от пользователя сложность алгоритмов, создавать веб-приложения для решения конкретных аналитических задач. Такие блоки-ускорители поставляются уже настроенными для различных отраслей (телеком, банки, розничная торговля, индустрия развлечений, здравоохранение и т. д.). Бизнес-пользователи, не знакомые с SQL и не обладающие опытом программирования, с помощью таких веб-приложений могут проводить анализ по выбранным параметрам и получать ответы в виде обнаруженных скрытых связей, оценок лояльности клиентов, ключевых сегментов потребительской аудитории, лидеров мнений, влияющих на принятие решений.

- Есть мнение, что не все данные одинаково полезны...

Инструментарий Teradata Loom позволяет фильтровать массивы сырых данных с нечеткой структурой, «обогащая» их и готовя для анализа. Loom пытается определить структуру файла и помогает аналитику выполнить необходимые преобразования, применяя математические, строковые и другие операции. Тем самым удается выделить из разрозненного массива входящих файлов именно те данные, которые содержат полезную информацию и пригодятся для дальнейшего анализа.

- Какой уровень зрелости бизнеса необходим от клиента Aster?

Уровень, когда представители бизнеса начинают понимать, что можно извлечь ценность из имеющихся данных; обычно это средний или крупный бизнес – компании, имеющие опыт разработки и развития доморощенного аналитического решения и обнаруживающие, что больше вкладывают в него, чем получают взамен. Именно бизнес, ориентированный на результат, заинтересован в применении платформ наподобие Aster, когда оказывается, что собственных ИТ-решений уже недостаточно. Однако следует учесть: развертывание и эксплуатация подобных платформ – это серьезный проект, часто требующий перемен в бизнесе.

Чтобы определить готовность потенциального клиента к пилотному проекту, мы предлагаем ему список из 15 пунктов. Ключевые вопросы — откуда берутся данные, насколько они доступны, есть ли возможность масштабировать источники и инфраструктуру ИТ, поддерживающую их обработку, как распределены данные. Ответы на эти вопросы должны показать в цифрах, какую выгоду получит клиент и за какое время. На всю эту, по сути, консультационную деятельность уходит в среднем от двух до четырех месяцев. Часто оказывается, что потенциальный клиент не может ответить на все вопросы, и тогда не только становится очевидным сам факт неготовности к переменам, но и выявляются факторы, препятствующие этим переменам. К сожалению, люди часто думают, что аналитические платформы, предлагаемые им, — это волшебная палочка. Но успех проекта не в волшебстве, а в реальном взаимном сближении производителя аналитической платформы и заказчика. Мы, конечно, предоставляем профессиональный сервис, но решить все проблемы без понимания особенностей конкретного бизнеса невозможно, а потому компании должны выращивать собственных специалистов по анализу данных.

То, что развитие любой отрасли невозможно без внедрения информационных технологий, давно уже общее место. Как обстоит дело с внедрением ИТ в российском агропроме, комментирует Елена Семеновская, директор по исследованиям IDC в России и СНГ.

- Заметен ли рост интереса к информационным технологиям в аграрном секторе и пищевой промышленности?

Да, заметен, без сомнения, и в области оборудования, и в области программного обеспечения. В аграрном секторе уровень автоматизации пока что низкий, и этот факт плюс тенденция к сокращению импорта продукции сельского хозяйства делают данный сектор экономики очень привлекательным для поставщиков. Одновременно с этим в самой отрасли намечается тенденция к более комплексному производству, которое включает в себя и переработку сельскохозяйственной продукции. Развитие отрасли поддерживается еще и тем, что некоторые крупные ретейлеры начали принимать участие в производственных процессах, развивать собственное производство сельхозпродукции.

- На какой стадии «в среднем» находятся предприятия этих отраслей по части информатизации?

Мы оцениваем степень автоматизации в этом секторе как не очень высокую. По данным отчета Russia Vertical Market IT Spending 2013-2018, доля инвестиций в ИТ со стороны этого сектора составляет около 1%. Для сравнения, в финансовом секторе она достигает 10%, в в производстве в среднем — 8%.

- Какие решения и технологии будут востребованы ими в наибольшей степени? Есть ли у них какие-то специфические потребности в области ИТ?

Сельское хозяйство относится к тем отраслям экономики, которые традиционно не являются зависимыми от ИТ, как, например, банки или телеком, но которые могут значительно улучшить свои бизнес-показатели при использовании информационных технологий. Среди востребованных решений будут системы управления предприятием, помогающие автоматизировать не только само производство, но и отношения с поставщиками и каналы сбыта. На сегодняшний день уже есть индустриальные решения в этой области, учитывающие специфику сельского хозяйства. Следующим очень интересным этапом автоматизации компаний этого сегмента станет использование технологии Больших Данных для производства сельскохозяйственной продукции, Smart Agriculture, что позволит отслеживать весь процесс производства и оптимизировать его в зависимости от многих показателей, например погодных условий или изменения рыночных цен.

Об этом Computerworld Россия рассказывает Александр Галицкий, создатель компаний «Элвис-плюс», TrustWorks, EzWIM и ряда других, основатель и управляющий партнер венчурного фонда Almaz Capital Partners.

— Насколько нынешний кризис влияет на инновационный бизнес?

Особенность этого кризиса в том, что он не всемирный, а наш, местный. Вследствие этого переоцененные, на мой взгляд, российские активы подешевеют, что в целом полезно для рынка инноваций

— А российские стартапы переоценены?

Думаю, кризис нас от этого излечит. Цены на компании в России, в том числе и интернет-компании, упадут и соответственно рынок начнет расти быстрее.

С другой стороны, как будет развиваться ситуация, какими будут отношения между нашей страной и миром, какие будут наложены ограничения на технологии в России, предугадать сложно.

Главное, чтобы не вернулись времена, когда многие технологии подпадали под экспортный контроль других стран, — это приведет к тому, что мы будем выброшены из мировой технологической цепочки, в которую толком еще не зашли. Мы не производим своих чипов, своих СУБД и т. д. Если кто-то начнет контролировать поставку в Россию высоких технологий, многое изменится.

— Поэтому встает вопрос об импортозамещении, в том числе в сфере ИТ....

Надо понимать, что сегодня ни одно устройство не делается в одной стране. Существует мировая технологическая цепочка. И, с моей точки зрения, основным методом импортозамещения является встраивание в эти цепочки. Потому что если мы встроились, то тогда кто-то должен думать уже о нашем импортозамещении. А если мы лидеры, то нас сложно заместить.

Чем больше мы интегрированы, тем сложнее нас «подвинуть» в этой части. Отказаться от поставщика природных ресурсов легко, если эти ресурсы где-то еще есть, а добиться замещения уникального технологического решения гораздо сложнее. В этом я вижу основную задачу импортозамещения. Даже «импортонападения», я бы сказал.

И замещать можно только решениями, которые конкурентоспособны на мировом рынке. Менять зарубежные разработки на те, которые востребованы только внутри страны, значит, делать шаг назад.

— А в области того, что называется «специальными применениями»?

Надо разделять задачи импортозамещения и обеспечения обороноспособности. Это две разные задачи, которые должны решаться по-разному и, может быть, конкурирующими группами.

Что же до импортозамещения, то меня как-то неправильно процитировали, что я сказал, будто YotaPhone — это прекрасный пример импортозамещения. Нет, прекрасным примером будет, если удастся создать вокруг телефона экосистему.

Этот телефон создан при российском менеджменте, при участии отечественных инженеров с опорой на мировые наработки. Вопрос в том, что надо дальше делать. Можно взять и превратить его в абсолютно закрытое устройство для нескольких миллионов человек, работающих на госсектор. А можно создать вокруг него экосистему и стимулировать развитие и проникновение этого телефона на глобальный рынок, используя те инновационные преимущества, которые имеет YotaPhone.

Почему успешен iPhone? Потому что в Apple создали не просто телефон, а мир вокруг него — iCloud, iTunes и т. д. То же самое сделали в Google вокруг Android. Аналогичная экосистема должна быть создана для YotaPhone.

И это верно не только в сфере ИТ. Ряд отечественных компаний заметны на мировом рынке, и вокруг них нужно создавать экосистемы.

— И нужно создавать компании, около которых появятся экосистемы...

Да, необходимо определить, какие рынки через лет десять-двадцать станут измерять, условно говоря, сотнями миллиардов долларов. Понять, есть ли у нас заделы на этих направлениях, и вокруг них строить свою стратегию.

— Как определить такие рынки?

Есть неплохие исследования, например у Агентства стратегических исследований, у РВК.

К примеру, там я впервые увидел интересный взгляд на доставку товаров при помощи дронов. Это будет громадный рынок, и не только в самих дронах, но и в логистике вокруг них. Вопрос в том, можем ли мы сыграть на этом рынке свою роль, есть ли у нас какие-то заделы в области беспилотников и их управления. Но если мы то, что есть, засекретим, оставим для применения исключительно в военной сфере, то вряд ли что-нибудь получится. А если мы будем смотреть, что мы можем создать отличное от других, а что — объединить со своими наработками, то мы сможем войти на этот рынок.

— Вы говорите, подешевеют компании, но, насколько я помню, в предкризисные годы многие твердили, что деньги на инвестиционном рынке есть, а покупать на них нечего, стоящих проектов мало...

Я бы обрисовал проблему по-другому. Для того чтобы какие-то задачи решались, их кто-то должен ставить, говорить о своих проблемах. А этого у нас не любят.

Второе: обычно продукция стартапов решает какую-нибудь конкретную узкую задачу. И нужны компании, которые способны объединять эти новые решения, своего рода интеграторы технологий. На Западе такими интеграторами являются, например, Cisco и IBM; они покупают разработчиков и на базе их технологий создают продукты нового качества.

В России подобных интеграторов, к сожалению, нет. Этим могли бы заняться наши крупные системные интеграторы такие как «Ай-Теко», ЛАНИТ, IBS. Может быть, «Российская венчурная компания» или «Сколково» могли ли бы выступить их партнерами или инвесторами. Это важно, так как крупным российским компаниям не нужны отдельные прорывные продукты, им нужны готовые законченные решения

— Государство проявляет немало внимания к инновационному рынку — созданы РВК, «Сколково», две сотни технопарков...

Я в целом положительно отношусь к госинициативам. И «Сколково», и РВК, как мне кажется, идут в правильном направлении. Предприняты попытки выстроить разумные стратегии развития. Насколько их можно реализовать в современной обстановке – другое дело.

— А технопарки? Их влияние заметно?

Нет. Это, по-моему, все-таки больше проекты из сферы строительства. Сейчас строить технопарки модно — их строят во всех регионах.

— Но все-таки технопарки — это собрание инновационных компаний. Вы не отслеживаете, что там происходит?

Формальной концентрации компаний в одном месте недостаточно. Экосистема технопарка должна включать не только стартапы. Начинающие компании не могут жить сами по себе, если не существует сотрудничества между ними и не существует взаимоотношений с индустрией.

В чем успех любого инновационного центра за рубежом? Они включают в себя исследовательские структуры крупных корпораций, вокруг них группируются начинающие компании со своими идеями, и еще в этой экосистеме необходимы ресурсная база, университет. Все вместе это может дать какой-то эффект.

Мы называем технопарком любое здание, куда заселили несколько компаний, имеющих некое отношение к технологической сфере.

— Еще один источник прогресса на Западе в том, что там люди уходят из большой технологической компании и создают свою собственную. У нас есть какие-то перспективы в этом направлении?

Такое происходит по ряду причин. «Материнская» структура может закостенеть, стать менее подвижной — и люди уходят из нее, чтобы реализовать свои идеи. Или хотят заработать денег, поскольку на зарплату дом не купить, детям на образование не заработать.

В Cisco, например, таких людей не только отпускают в свободное плавание, но и вкладывают средства в их стартапы и покупают их потом. Я знаю коллективны, которые несколько раз уходили, создавали что-то, продавали Cisco, снова уходили и начинали новое.

А в Sun Microsystems — как и в Google теперь — сотрудникам разрешали существенную часть времени тратить на деятельность, отличную от основной, и они созидали новое внутри своих компаний.

— У нас такие компании появляются?

У нас идет схожий процесс, но пока не очень интенсивно, поскольку и компании поменьше. Главное — у нас нет на них покупателей. Средняя стоимость компании, купленной Google, — 25-30 млн долл.; сделки за 200 млн — это немногочисленные уникальные сделки. В наших реалиях условный «Яндекс» должен приобретать такие стартапы в два-три раза дешевле. Именно на эту цену должна быть настроена машина создания стартапов. Я уже говорил, что у нас цены завышены, а поэтому инвесторам невыгодно вкладывать деньги в изначально переоцененные компании, мы на них ничего не заработаем.

Двадцатилетний «жизненный путь» «Аладдин Р.Д.» не вполне обычен. Компания начинала работу в качестве партнера международного вендора и получила известность благодаря ключам для защиты лицензионного ПО от копирования. Сейчас это один из наиболее известных участников отечественного рынка информационной безопасности, решения которого, токены, смарт-карты, программные системы, используются совместно с решениями многих ИТ-поставщиков. Тесное взаимодействие с партнерами в рамках технологических и бизнес-альянсов дает компании широкое видение положения в индустрии. Ее глава, Сергей Груздев, рассказывает о собственном опыте «жизни под санкциями», возможных путях развития рынка информационной безопасности и ИТ-рынка в целом.

— Информационную безопасность традиционно считают одним из самых благополучных сегментов ИТ-рынка, это так?

Чудес не бывает. На сегмент информационной безопасности традиционно приходится примерно 4-6% всего рынка ИТ. И если ИТ-бюджет режут, то обычно делают это по всем статьям. А так как вложения в безопасность видимых денег не приносят, она рискует пострадать больше среднего.

Поддержку рынку могло бы оказать государство, оно в последнее время активно, принят пакет законов — об электронной подписи, о защите персональных данных. Однако поскольку его шаги не всегда последовательны, как например в вопросе с персональными данными, то многие занимают выжидательную позицию. И когда регулятор начинает предписывать, как надо менять системы безопасности, многие пытаются выполнять требования лишь на бумаге. Можно сказать — строят свою защиту как защиту от действий регулятора.

— Но все же государство подталкивает рынок безопасности?

Я бы не сказал, что государство является главным драйвером рынка, но одним из драйверов — безусловно. Задача регулятора – формулировать правила игры, создавать цивилизованный рынок и заставлять играть по правилам или обеспечивать определенные условия. Так или иначе, работа идет, активность видна и оказывает влияние на рынок. Другое дело, что у нас и законодательство отстает от развития технологий. Это нормально, много где отстают, но у нас считают, что нужно шишки самим набить и только потом обратиться к мировому опыту.

И тем не менее в целом состояние сегмента информационной безопасности удается держать на достаточно приличном уровне, потому что больше половины того, что используется в Российской Федерации в области безопасности, все-таки российское.

— И за счет чего развиваться в таких условиях?

Для своей компании мы выбрали несколько направлений, которые нам интересны и на которых, мы считаем, можно делать прорыв. На уже существующих, зрелых рынках можно вырасти лишь на 10-15%, а не в разы. Поэтому мы решили посмотреть на консьюмерский рынок.

В частности, была идея по созданию универсальной электронной карты. С «Ростелекомом» сделали проект платежной карты «Электронное правительство» с усиленной квалифицированной электронной подписью «на борту», оформив которую клиент банка мог дистанционно получить различные услуги на портале госуслуг.

Потом возникла идея «дотянуться» до массового пользователя через смартфон, попробовав превратить его в аппаратный токен, который можно использовать для идентификации.

Эволюционный путь, который не дал бы возможности сделать прорыв, – это создать токен или еще что-то, вставляемое в телефон. Наш вариант — использовать саму SIM-карту, мы реализовали на ней криптографию и сделали проект «электронная подпись на SIM-карте», позволяющий осуществлять аутентификацию на порталах, в облачных сервисах, в корпоративной среде.

Нам кажется, что это технологически интересный, массовый прорывной проект, который может дать старт в новом сегменте. Мало кто делал такие проекты – «списать» негде.

— Бизнес в этой области уже стал заметным?

Нет. Это новый продукт на новом рынке, и мы очень сильно зависим от операторов сотовой связи и от того, есть ли у операторов стимулы к новациям и есть ли на них спрос, который, как известно, рождает предложение.

— Но можно создать спрос, как Apple в области планшетов...

Джобс создал новый рынок. Ведь он не технологию даже изобрел, он привил нам новое видение того, каким должен быть компьютер, и создал новую культуру потребления контента. Это самое главное.

— Так можно ли создать новую культуру «потребления безопасности»?

Надо попробовать. Прежде я всегда утверждал, что безопасность не бывает удобной. А два года назад поставил своей команде обратную задачу: использование средств обеспечения безопасности должно быть комфортным, прозрачным, почти незаметным. Потому что, если на корпоративном рынке людей можно принудить чем-то пользоваться, то массовый голосует ногами и рублем. И если чем-то будет неудобно пользоваться — никто пользоваться этим не будет.

Поэтому мы и создали технологию, в рамках которой телефон станет универсальным интеллектуальным токеном. Его можно будет использоваться для безопасного доступа в облачные сервисы, корпоративные сайты, порталы, к личным ресурсам, при банковских транзакциях, подписании договоров.

— А объявленный курс на импортозамещение как-то сказывается на вашем бизнесе?

По щелчку пальцами или даже за один год невозможно обеспечить замену продуктов и технологий в том объеме, который необходим. Это долгая, кропотливая работа. Даже на создание настольной операционной системы, о которой много говорят, по оценкам, уйдет лет пять. На серьезные разработки корпоративного уровня — намного больше.

Надо осознавать поэтапность этого процесса. Сначала необходимо обеспечить защиту от санкций, от отключения поддержки, от взлома и т. д. А уже дальше — создавать продукты, в той или иной мере выполняющие функции западных аналогов.

«Аладдин», как мы надеемся, уже сейчас готов помочь нашей экономике решить задачи первого этапа. Для нас ситуация, в которую попала страна, знакома. Мы долгое время работали с израильской Aladdin Knowledge System, делали продукты на базе их разработок, адаптировали продукты для российского рынка, были тем, что называется value added distributor, «дистрибьютор с добавленной стоимостью». Около пяти лет назад израильская компания была продана американцам. И фактически то, что сейчас происходит с российской экономикой по части отсечения от технологий, мы прошли пять лет назад. Мы из произошедшего сделали свои оргвыводы.

В частности, мы поняли, что, когда твоего вендора продают, тебе приходится плохо. И диверсифицировались. Теперь наши продукты основываются на чипах и технологиях производителей из разных стран. Это несколько дороже, зато надежней. И мы можем брать лучшее от каждого из технологических партнеров.

Требовать быстрого перехода на чисто отечественные технологии бессмысленно. Это гарантия отставания на пять-семь лет от лидеров отрасли. А мы сейчас многих на три-четыре года опережаем.

— А если отрежут от технологий?

От всех не отрежут. Всегда можно найти альтернативу. Например, недавно южнокорейцы приезжали, у них своя СУБД, «аналог Oracle», как они утверждают. Их интересовала наша технология защиты данных, а не геополитическая обстановка.

— Но если нам не будут продавать технологии, то не будут, скорее всего, покупать и наши...

У нас лет десять назад была идея пойти завоевывать Запад. Выяснилось, что нас там не ждут, входной билет на тамошний рынок очень дорог, есть боязнь русских хакеров и закладок от «кей-джи-би». Набили шишек, но отделались легким испугом.

А еще уяснили, что бизнес надо делать на растущих рынках. Поскольку на Западе рынок насыщен, они сами хотят выйти на наш. В те времена мы увеличивали оборот каждый год на 40-60%, разве такой рост там мы получим?

Сейчас, когда рубль упал в два раза, наши продукты, даже с большой долларовой составляющей, стали более конкурентоспособными. Так что мы собираемся предпринять попытку и территориальной диверсификации. В прошлом году мы в Казахстане начали работать, в этом году — собираемся еще и в Белоруссии.

— А где рынки растут быстро сейчас? Страны БРИКС? Латинская Америка?

Мы изучаем этот вопрос. Наши технологии готовы использовать не те, кто любит Россию, а те, кто не доверяет Америке. Ну и в целом там, где готовы рассматривать альтернативы, возникают возможности для нас. У российских компаний есть истории успеха и в Европе, и в США, они преодолевают недоверие, получают необходимые сертификаты и т. д.

Так что мы пока присматриваемся к рынкам, возможным партнерам, потому что если работать только на падающем российском рынке, то встанет задача выживания, а не развития. А нам нужно развитие, нужен рост.

О причинах этого шага и своих планах на будущее Сорокин рассказал Computerworld Россия.

- Считается, что на переправе коней не меняют. В чем была необходимость принятия такого решения именно сейчас?

Решение зрело долго, такие решения не принимаются за один день. И для его принятия, наверное, любой месяц или год кажется неподходящим, сложным и… неожиданным. Но рано или поздно это необходимо делать.

Одна из главных причин этого решения — снижение драйва, а ведь именно тяжелая рыночная ситуация требует от лидера компании энергетики, которая будет поддерживать бизнес, вселять оптимизм и желание не сдаваться у сотрудников. В кризисное время драйв лидера нужен намного больше, чем в периоды роста, спокойствия и благополучия.

Все эти качества есть у новой управляющей команды плюс тяжелые времена — это прекрасная школа и это поможет им быстрее учиться, быстрее накапливать опыт, быстрее принимать решения и расти.

- Вы упомянули «новую команду», ожидаются ли еще какие-то кадровые перестановки?

Да. Все ее члены – это наши опытные сотрудники, вице-президенты, у которых расширилась сфера ответственности до масштабов всей компании. Всех их долгое время готовили прежние руководители OCS, обеспечивая себе замену.

— Предполагаются какие-либо изменения в стратегии OCS — в связи с ситуацией на рынке и в мире в целом?

Стратегию менять мы не планируем. Вот тактика – да, будет корректироваться с учетом новых вызовов рынка. Компания обновляется, стремясь соответствовать новым условиям. Но именно для того, чтобы компания не стала полностью другой, основатели и выбирают себе в преемники не просто профессионалов, а людей, близких по духу, лидеров, чувствующих компанию так, как ее чувствует большинство сотрудников.

- Не связан ли уход с трудностями внутри компании или на рынке?

OCS успешно закончила прошедший год: падение оборота в долларовом выражении всего на 11% — блестящий результат для 2014 года, полученный за счет активной работы. Решение же краткосрочных и долгосрочных задач и преодоление трудностей – это повседневная работа. Компания пережила уже немало кризисов, переживет и этот.

Мы увеличили свою долю рынка, в том числе в области масштабных проектов с крупными интеграторами. Немалую лепту внесли очень удобные для рынка инструменты хеджирования курсовых рисков, которые мы предложили первыми и в наиболее гибком варианте. Еще в 2013 году мы пригласили на работу опытных специалистов в этой области. В результате мы и сами защитились, хеджируя максимально возможное число «зон» возникновения курсовых проблем, и партнерам смогли предложить соответствующий механизм. Мы работаем со всеми инструментами: форвардами, фьючерсами, опционами, являясь брокерами на биржах. И партнерам начали предлагать эти инструменты весной 2014 года.

- Вы упомянули новые вызовы. Что вы имеете в виду?

Традиционно основным движущим фактором роста ИТ-рынка была растущая цена на нефть. Но сейчас ситуция драматически изменилась. У каждой страны — крупного экспортера нефти свои интересы, и не у всех есть заинтересованность в росте цены: у некоторых сейчас задача занять большую долю рынка. Немалое значение в этой теме имеет и тот факт, что мы приближаемся к эре альтернативных источников энергии. Поэтому, наверное, не стоит надеяться на серьезный рост цен на углеводороды.

Сейчас драйверами роста будет замена морально устаревающей техники и ПО, импортозамещение. Но это очень медленные драйверы. У наших компаний появилась еще одна серьезная проблема – им в любой момент могут сказать «извините» и отключить поддержку. Заказчики очень напряженно ищут решения, которые «не отключат», хотя бы условное импортозамещение. Это может быть аутсорсинг, решения из других стран, которые не участвуют в санкциях.

Но можно говорить и о положительных тенденциях. Рынок сейчас уменьшился настолько, что у него не останется другого варианта, как начать со второго полугодия расти.

- Каковы теперь будут ваши функции? В ближайшее время — это в основном консультирование нового главы компании, а потом?

Не только консультирование нового президента. Я остаюсь в качестве советника для всей управленческой команды OCS в рамках совета директоров. За годы работы руководители OCS накопили колоссальный опыт как во внутреннем управлении, так и на ИТ-рынке. Передача этого опыта и помощь управленческой команде – планы на ближайший год.

А в дальнейшем хочу попробовать себя вне ИТ-рынка. Есть несколько бизнесов, в которые я мог бы войти как более или менее активный инвестор. Ими управляют мои друзья, которым интересен мой опыт в целом и дистрибьюторский в частности.

- Покидать пост в знакомой компании по причине усталости и переходить в новую, в незнакомый бизнес — нелогично как-то?

Работать президентом и быть инвестором, членом совета директоров – это совершенно разные вещи. Ну и бизнесы там будут небольшие, несравнимые по размерам с OCS.

- Как повлияли события уходящего года, особенно произошедшие в последнем квартале, на российский ИТ-рынок?

2014 год начался с падения курса рубля, что плохо для ИТ-рынка, но с другой стороны, поводы для оптимизма все еще были. Затем дела пошли хуже – последовали события на Украине и санкции, потом – усиление давления на рубль, вызванное обвалом цен на нефть. Некоторое время казалось, что рубль и вовсе вышел из под контроля. Причин для оптимизма – по крайней мере, в отношении следующего года – не осталось.

Пока у нас есть окончательные цифры только за три квартала; за этот период рынок серверов, систем хранения и сетевых продуктов для предприятий дал примерно нулевой рост в долларовом выражении. Что касается ПК и планшетов, то там положение гораздо хуже — падение на 30%.

Если включить оценки результатов четвертого квартала, то получается падение продаж «железа» минимум на 15%. Рынок программного обеспечения упадет еще резче, скорее всего, процентов на 20 по сравнению с прошлым годом. Рынок ИТ-услуг пока очень сложно оценивать, по прогнозам, в нем дела будут чуть лучше, чем на рынке ПО. В целом ориентируемся на «минус 15» по отношению к 2013 году.

В начале апреля, выступая на мероприятии АП КИТ («Ассоциация предприятий компьютерных и информационных технологий» — прим. ред.), я предлагал три сценария развития рынка. Пессимистический прогноз был, как раз, «минус 15%», оптимистический — в районе нуля.

В целом, перспективы были не радужными уже в январе, постепенно становилось все хуже, а сейчас и вовсе кажется, что восстановление рынка – вопрос отдаленного будущего.

- Из мирового опыта IDC, в других странах аналогичные ситуации бывали? Или у нас, как всегда, произошло нечто уникальное?

Даже до 2014 года в IDC – не сомневаюсь, что и во многих других компаниях – Россия считалась самым волатильным рынком в мире. Индекс РТС в долларах упал наполовину в этом году, такая волатильность встречалась на других рынках, но они гораздо меньше по размеру. Несколько лет назад в странах Латинской Америки тоже были очень большие проблемы с валютным курсом, особенно в Аргентине, но у них был очень большой долг перед МВФ, а у России внешний долг достаточно маленький. Поэтому, наверное, нынешнюю ситуацию в стране не с чем сравнивать.

- Насколько велико влияние санкций?

Пока, как нам кажется, санкции не оказывают значительного влияния в плане того, что разрешено покупать российским компаниям. Черный список невелик. Я не слышал о том, чтобы у кого-то из заказчиков были проблемы, связанные с отсутствием доступа к каким-то продуктам. Есть санкции, связанные с доступом к финансированию, это, конечно, повлияло на отношение между поставщиками и каналом, но не могу сказать, что они так уж важны, просто сроки кредитования стали меньше.

Больше всего санкции повлияли на поведение клиентов: они не могут прогнозировать, как будут развиваться события, какими будут через несколько месяцев отношения с западными поставщиками. Может быть, охват санкций станет шире, распространится на большее число компаний и продуктов. Долгосрочное планирование невозможно.

И есть еще ответные меры российских властей, которые закрывают рынок, говоря об импортозамещении. Корпоративным клиентам надо пересматривать свою политику, делать ставку на российских производителей, может быть, на производителей стран, не присоединившихся к санкциям. Иногда при этом приходится менять и стратегию в области ИТ и даже архитектуру систем.

- Неопределенность — главный фактор, по-вашему?

Да, если мы говорим о факторах, оказывающих влияние на ситуацию в настоящий момент. Неопределенность с поставщиками, неопределенность курсов валют.

Тем не менее, есть еще один достаточно печальный фактор — ущерб международной репутации России. Я много лет говорил о том, почему крупные мультинациональные компании должны увеличивать свои инвестиции в России. По моему мнению, в глазах директоров глобальных корпораций репутация страны серьезно пострадала. Россия непредсказуема. Неважно, насколько хорошо все может быть в будущем, риски останутся очень высокими.

Разумеется, это скажется на российских компаниях, ищущих новых зарубежных клиентов. В секторе ИТ это скажется на компаниях, разрабатывающих программное обеспечение на заказ, потому что теперь у России есть репутация непрогнозируемой страны, и эта репутация переносится, отчасти, и на них.

- А что делать вендорам, если российские покупатели боятся неопределенности?

Им надо понять, какое место теперь, после падения местного рынка, он будет занимать в их планах и приоритетах. Как продолжать вести дела и не потерять свою долю.

- Насколько скажется на их деятельности курс на импортозамещение?

Тут мне сложно дать комментарий, непонятно даже, кто является иностранной компанией. Например, если ведущие российские компании, которые много лет на рынке, регистрируются на Кипре, они чьи? А если это международная компания, которая формально американская, и у нее акционеры по всему миру, но у нее тысячи сотрудников здесь в России?

Поэтому, что такое импортозамещение в области информационных технологий, для меня не особенно ясно. Если это значит, что процесс приобретения ИТ-продуктов и услуг станет менее прозрачным, чем он был, это плохо. Если для определения того, кто «российский», а кто — нет добавится еще один уровень бюрократии, — это тоже плохо.

Тем не менее, в любой государственной структуре, в любой компании, которая частично или полностью принадлежит государству, понимают, что должны провести пересмотр списка поставщиков в соответствии с директивой о том, что необходимо как можно больше приобретать у российских производителей.

Дистрибьюторы и интеграторы сейчас собирают портфель поставщиков, например, китайских, которых они могут использовать, если у них будут тендеры в госсекторе. Это сильно влияет на рынок.

- Что будет происходить в канале?

И дилеры, и дистрибьюторы должны изменить свои методы работы в соответствии с новыми условиями — неустойчивостью рубля, отсутствием кредитов. Нет возможности работать так, как раньше.

- У заказчиков из коммерческого сектора тоже все поменялось — валюта неустойчива, никто не знает, какие компании или продукты попадут под санкции...

Да, валютные скачки тоже играют огромную роль. Вам нужно десять серверов, вы готовите тендер, а через неделю у вас хватает денег только на восемь.

Частично снижения рисков можно добиться за счет использования облачных технологий; облака — один из сегментов, который по итогам года вырос. Особенно это касается сегмента SaaS. Переход на модель «ПО как сервис» уже начал ускоряться в этом году. 30% или 40% рынка серверов в 2013 году заняли телеком-провайдеры и интернет-компании. Это облачный рынок в широком смысле.

- Тем не менее, наши крупнейшие компании, работающие в этой области, пока оптимизма не демонстрируют...

В целом, в процентном отношении к своей прибыли крупные компании выделяют меньше средств на капитальные инвестиции в ИТ, поэтому мы ожидаем, что перемены, в первую очередь, затронут малый и средний бизнес.

Чтобы захотеть что-то изменить, компания должна испытывать финансовое давление, вызванное если не экономикой в целом, то деятельностью конкурентов. Логично, что монополии перемены затронут в последнюю очередь.

- Другие облачные сервисы — «инфраструктура как сервис», «платформа как сервис» пока в меньшей степени востребованы?

Да, переход на модель SaaS осуществить достаточно просто на предприятиях разных размеров, а, например «инфраструктура как сервис» больше подходит для крупных заказчиков, это отдельный проект с немалыми инвестициями.

- А прочие виды аутсорсинга? Например, аутсорсинг печати?

2015 год будет интересным в этом отношении. Стоимость оборудования существенно возрастет, а вот стоимость рабочей силы – нет. Услуги, которые позволят использовать оборудование с гораздо большей эффективностью, должны стать более привлекательными. Конечно, популярность отдельных видов аутсорсинга должна возрасти. С другой стороны, в последние два года наблюдалась следующая тенденция: росло число квалифицированных ИТ-специалистов, переходивших от крупных системных интеграторов в «инсорсинговые» организации – ИТ-структуры, принадлежащие крупнейшим потребителям ИТ в стране. Это значит, что на рынке аутсорсинга в ближайшее время может возникнуть нехватка специалистов в ряде областей.

Пока наши исследования не показывают резкого роста в этой области: для перехода на аутсорсинг необходимо сначала детально разобраться со структурой собственных расходов. Если компания сама не в состоянии правильно посчитать свои деньги, никто ей не поможет их сэкономить.

- Что будет с пользовательским сектором? Сейчас в нем бум...

Для поставщиков происходящее опасно. Объяснить нашим иностранным коллегам, что происходит в России, всегда было очень сложно, потому что они в основном ориентируются не на наши прогнозы, а на текущие показатели продаж. В четвертом квартале в некоторых сегментах динамика положительная, но для производителей очень опасно строить планы на 2015 год, основываясь на результатах 2014-го, особенно последних месяцев.

Полагаю, в 2015 году потребительские сегменты упадут пропорционально снижению покупательной способности в целом, спрос будет смещаться в сторону более дешевых продуктов. «Мобильная революция» продолжится и, вероятно, экосистема смартфонов будет чувствовать себя относительно неплохо.

- Нам пообещали, что трудно будет еще два года. Как будет протекать этот период, что изменится?

В 2015-м будет ужасно, в 2016-м, по прогнозу, — лучше, чем в 2015-м. Будет рост, но незначительный. Однако в течение пяти лет мы даже близко не подойдем к уровню «тринадцатого года».

- Новая точка отсчета?

Да.

- Когда рынок начнет восстанавливаться, как изменятся его пропорции?

Эффективность инвестиций в автоматизацию со стороны крупных государственных и корпоративных структур в России всегда была серьезной проблемой. За последние 15 лет были сделаны значительные шаги вперед, но и впустую потрачено немало.

Под давлением обстоятельств и вследствие необходимости конкурировать в мире, где цены на нефть невысоки, придется изменить подход к потреблению ИТ в России.

Хочется думать, что когда рынок восстановится, Россия не только станет более эффективной, но мы достигнем этой эффективности, тратя лишь часть средств, которые тратили раньше. На протяжении многих лет в своих прогнозах мы говорили о том, что доля услуг на российском рынке ИТ должна увеличиться за счет непомерно большой доли оборудования. Может быть, это наконец произойдет.

Евгений Кучик: «Вовлечение сотрудников непосредственно в кадровые процессы, доступность интегрированных профилей сотрудников – приоритетные шаги на пути к управлению талантами».

Теме автоматизации кадровых служб уже, наверное, четверть века. Как правило, ею в компаниях занимались сразу после того, как решали вопрос с автоматизацией бухгалтерии. В итоге пять-семь лет назад рынок оказался окончательно поделенным между крупнейшими игроками. Однако сейчас у заказчиков появляются новые потребности, а у решений – новые возможности. О том, что сейчас становится востребованным на рынке систем управления персоналом, о том, как на этот рынок оказывают влияние современные тенденции, рассказывает генеральный директор компании «БОСС. Кадровые системы» Евгений Кучик.

- Каково нынешнее состояние российского рынка кадровых систем?

Акценты с кадровой автоматизации смещаются в сторону оптимизации бизнес-процессов. Коммерческие компании в сложившихся экономических условиях хотят видеть в кадровых службах не просто исполнителей, а надежных бизнес-партнеров. В кадровые процессы вовлекается весь персонал: от рядовых сотрудников до руководителей подразделений.

Особняком стоит госсектор. Здесь приоритет отдается четкому сопровождению процесса прохождения службы – гражданской, военной, правоохранительной, в зависимости от ведомства.

- Если посмотреть в продуктовом разрезе — есть кадровые системы в составе ERP, есть самостоятельные, функционально полные решения в рамках своей темы, такие как ваше, есть узкоспециализированные. Что будет продолжать пользоваться спросом?

Одно время считалось, что кадровая система как часть ERP-решения – оптимальный вариант, раз потребность в интеграции отсутствует. На деле еще несколько лет назад пришло понимание, что зачастую состыковать разные модули «монолитной» ERP-системы куда сложнее. А функционально они проигрывают специализированным системам.

Узкоспециализированные инструменты, с другой стороны, решают совсем локальные задачи. Построить на их основе полноценную HR-систему мешает слишком большая «атомарность» функций и отсутствие связности между ними. Паутина интеграционных связей влечет неоправданно большие затраты и малую надежность.

- Решениями наподобие «Управления талантами» у нас интересуются?

К сожалению, очень мало. Сам термин встречает ухмылки и недопонимание. Словосочетание «управление талантами» привнесли в наш обиход западные разработчики, обозначившие так задачи управления профессионалами. В русской же традиции «талант» понимается скорее как нечто внутренне присущее человеку, не поддающееся администрированию вовсе.

Мы рассматриваем управление талантами как управление знаниями, навыками, умением, результативностью и мотивацией сотрудников с итоговой целью поддержания в штате компании определенной доли высокоэффективного персонала. Принцип прост — каждому найти его место, от каждого получить по максимуму, каждому воздать по заслугам. В этом смысле мы создали решение по управлению талантами более десяти лет назад. Однако, для того чтобы полноценно внедрять такие системы, необходимы огромная воля, как собственников, так и топ-менеджмента, нужны существенные вложения, на которые в России пока мало кто готов.

- А что востребовано?

Сейчас эпоха слияний, поглощений, укрупнения многопрофильных холдингов, как государственных, так и частных. С этой точки зрения видны новые запросы в сфере учета и управления персоналом. Крупные компании с неоднородным бизнесом, с дивизиональной структурой хотят иметь надежную корпоративную HR-систему. С одной стороны, она должна обладать базовым ядром, отражающим вертикаль управления холдинга. С другой – удовлетворять специфические потребности отдельных предприятий. Мы умеем строить такие системы, умеем сохранять единство общего и частного для управления холдингов.

- Что еще интересует клиентов?

Есть одна общая тенденция — взаимопроникновение корпоративного и личного. Сегодня сотрудник со своим собственным гаджетом в корпоративной сети — объективная реальность, которая может стать преимуществом.

Представьте, что мы создаем центр взаимодействия сотрудников на базе HR-системы. Гаджеты становятся интерфейсом доступа к ней. Сотрудники получают возможность не только просматривать свои личные данные, но и напрямую участвовать в процессах, в частности в заявочных кампаниях, причем находясь где угодно и в любое время. Это особенно актуально для географически распределенных организаций, в которых много «полевых» сотрудников. Тем самым мы создаем среду, которая помогает сотрудникам компании, их руководителям, специалистам кадровой службы более эффективно взаимодействовать.

В итоге профессиональные пользователи HR-системы перестают быть обычными операторами. Раньше они должны были за всех вносить в систему ту или иную информацию, параллельно проверяя ее. Теперь HR-специалисты лишь регламентируют и контролируют протекание кадровых процессов. Все становится на свои места.

Реализация модуля «Личный кабинет» в составе нашей системы позволяет в полной мере автоматизировать процессы создания и согласования заявок на отпуск, командировку, отгул, работу в выходные с выбором или заменой компенсаций, перенос выходных, бронирование ресурсов. Система автоматически проверяет корректность заявок, маршруты их согласования, обеспечивает оповещение и делегирование полномочий, поддерживает групповые заявки. Кадровые процессы не фрагментируются: все данные хранятся и обрабатываются в единой системе.

- Часто утверждается, что сотрудники требуют от бизнес-приложений интерфейсов как в соцсетях. Это так?

Доля истины в этом есть, всем хочется работать с простыми и красивыми интерфейсами. Другой вопрос, что удобный интерфейс требует немало места на экране, для него нужны устройства размером не с телефон, а как минимум с планшет.

Вообще говоря, взаимопроникновение потребительского и корпоративного рынка, о котором мы говорим, хорошо заметно, в том числе и в разрезе этого вопроса. И, кстати, это касается не только интерфейсов – меняются в целом и модели поведения потребителей, их приоритеты выбора корпоративного ПО, а с этим меняются и модели продаж.

- А не было ли пожеланий сами социальные сети, например внутрикорпоративные, как-то увязать с кадровыми системами?

На мой взгляд, называть внутрикорпоративную сеть социальной в общепринятом смысле не совсем корректно. Настоящая социальная сеть свободна от ограничений корпоративной культуры и этики, а также целей и интересов бизнеса.

Внутрикорпоративный ресурс так или иначе встроен в бизнес-процессы, он призван решать те или иные задачи организации и для этого по большому счету создается. Любое общение и взаимодействие пользователей в нем должны привносить ценность для компании в целом.

- Но в принципе у заказчиков возникают идеи интеграции социальных инструментов и кадровых систем, хотя бы на уровне обсуждения?

Возникают. Но пока реальных задач получения информации через соцсеть и передачи ее в кадровую систему не ставится. HR-системы и социальные сети сосуществуют, но принципы их интеграции только обсуждаются.

Из действительно насущных потребностей — интеграция HR-систем с системами обучения, особенно дистанционного. Необходимо отслеживать все процессы — планирование, реализацию, результаты обучения, сопоставлять их с поставленными целями. Интеграция здесь очень важна, потому что результат обучения вместе с историей должны отражаться в профиле сотрудника в HR-системе.

Вовлечение сотрудников непосредственно в кадровые процессы, доступность интегрированных профилей сотрудников – приоритетные шаги на пути к управлению талантами. В конечном итоге все это повышает уровень доверия и лояльности сотрудника к его компании.

Роланд Рихтер: «В течение следующих 6-12 месяцев слияние двух продуктовых линеек будет полностью завершено»

В сентябре прошлого года, дабы упрочить свое положение на рынке оборудования Ethernet, компания Extreme Networks приобрела за 180 млн долл. другого игрока данного сегмента — Enterasys Networks. Об итогах работы объединенной компании за прошедшие 12 месяцев и о текущих рыночных условиях Computerworld Россия рассказал вице-президент Extreme в странах Европы, Ближнего Востока и Африки Роланд Рихтер.

- Как вы оцениваете ситуацию на рынке Ethernet-оборудования?

Сложно представить общую картину для этого рынка. В некоторых странах наблюдается небольшой спад, где-то ситуация выглядит лучше. В целом это стагнация. Сегмент коммутаторов Ethernet сейчас практически не растет. Но в Европе у нас разные клиенты – образовательные учреждения, нефтяные компании, правительственные организации, поставщики услуг и др. Часть из них продолжают инвестировать в ИТ, другие, наоборот, сокращают расходы. Эта полярность тем не менее обеспечивает нам стабильную клиентскую базу и даже позволяет увеличивать долю рынка. В России ситуация на рынке коммутаторов не очень отличается от ситуации на ИТ-рынке в целом – она непростая. Сказывается конкуренция со стороны других производителей, в том числе азиатских. Но конкуренция — это хорошо, она подталкивает к более динамичному развитию и более эффективной работе с заказчиками.

- Что является главным движущим фактором рынка оборудования Ethernet сегодня?

Оборудование для сетей производительностью 10, 40 и 100 Гбит/с остается востребованным на рынке в связи с распространением мобильного Интернета и смартфонов. Вообще беспроводная связь — одна из технологий, стимулирующих рост и позволяющих рынку Ethernet развиваться. Пользователи ожидают роста производительности устройств, уменьшения задержек при передаче трафика. И технологический прогресс на уровне устройств дает толчок всему рынку связи. И в части инфраструктуры провайдеров, и в области дата-центров. Одновременно растет объем данных, который нужно хранить, он буквально удваивается каждый год. Пользователи хотят, чтобы эта информация всегда была доступна и передавалась из ЦОД на устройства с большой скоростью. Это еще один стимул для рынка сетевого оборудования, прежде всего оборудования стандарта Ethernet. Ведь эта технология позволяет значительно повысить эффективность сетей, уменьшить сложность их построения и эксплуатации.

- Каковы успехи Extreme на рынке оборудования для ЦОД?

На этом рынке мы действуем относительно недавно, но у нас уже есть несколько сотен клиентов. И мы начинаем предоставлять им IP-технологии, постепенно меняя на них оптоволоконные решения. Мы видим, что спрос на наши решения в этом сегменте достаточно высок, особенно среди сервис-провайдеров.

- В чем, с точки зрения Extreme, заключаются преимущества программно-конфигурируемых решений? Действительно ли они несут в себе новые возможности для заказчиков?

Польза от SDN, конечно, есть. Программно-конфигурируемые решения позволяют очень гибко настраивать сеть, легко управлять ею, эффективно поддерживать сетевые сервисы. При этом обеспечивается отличный контроль над всей сетью, над всеми коммутаторами — за счет переноса функций управления от них на уровень ядра. Такая централизация дает ощутимое преимущество для заказчика. Мы в этой области опираемся на такие стандарты, как OpenFlow, хотя у нас есть и собственный SDN-контроллер, но стараемся поддерживать и развивать все стандарты, используемые для программно-конфигурируемых сетей.

- Какое место в стратегии компании занимают концепция Интернета вещей и промышленные сети?

Конечно, пока нельзя сказать, что Extreme Networks входит в число лидирующих поставщиков оборудования для Интернета вещей и промышленных сетей. Мы к этому стремимся. Считаем, что самое главное — обеспечить гибкость платформы, которая вкупе с программными приложениями позволит эффективно управлять самыми разными устройствами, подключенными к Интернету. Возьмем хотя бы системы видеонаблюдения — они сейчас переходят на IP-технологии, позволяющие не только подключать камеры к сети, но и задавать алгоритмы их работы, получать специфические данные, например о подлинности передаваемой видеоинформации. IP-технологии также позволяют оперативно управлять всеми подключенными камерами. В обычных индустриальных сетях это почти невозможно. То же самое можно сказать о системах противопожарной сигнализации или голосового оповещения в аэропортах и на вокзалах, о системах контроля зданий – всюду на смену специфическим индустриальным протоколам приходит IP. И мы предлагаем соответствующие сетевые решения для реализации индустриальных приложений в Ethernet-среде.

- С того момента как Extreme Networks приобрела компанию Enterasys, прошел почти год. Как изменились бизнес-показатели после слияния?

Прежде всего, мы удвоили размеры компании и долю рынка. Это помогает нам в различных проектах. К нам идут клиенты, которые раньше проходили мимо. Участники рынка, аналитики начинают активнее рекомендовать наши решения, у нас теперь совершенно другой статус, мы стали более респектабельными, получили больше уважения в профессиональной среде. Иными словами, размер действительно имеет значение.

- Какова была реакция заказчиков обеих компаний на объединение?

Положительной. Клиент очень ценит надежность поставщика, а когда он видит, что компания стала вдвое больше, то понимает, что в два раза повысилась и ее надежность. Кроме того, у нас расширился портфель продуктов – стало больше коммутаторов и решений для уровня агрегирования, предложений для ЦОД и беспроводных систем. Все они могут быть объединены общей платформой управления. Это позволяет клиентам очень гибко управлять самыми разными технологиями. И они позитивно оценивают такую возможность.

- Как отреагировали партнеры – дистрибьюторы и реселлеры?

Поначалу у партнеров были некие сомнения. Но мы вскоре убедили их, что наш портфель продуктов теперь стал лучше, а бренд сильнее. И реселлеры поняли, что смогут привлечь больше клиентов и увеличить доходы. Мы в свою очередь также получили более широкую сеть партнеров.

- Какие перемены ожидаются во взаимоотношениях с партнерами в связи с объединением? Как изменятся партнерские программы?

Мы сейчас запустили новую партнерскую программу. Теперь все реселлеры и интеграторы находятся как бы под одним зонтиком — мы работаем с ними очень тесно. Эта программа тщательно проработана, благодаря чему отношения с партнерами станут прозрачнее и эффективнее. Программа предусматривает расширенный тренинг, усиленную подготовку партнеров, так как они должны четко понимать возможности нашей новой комбинированной платформы, аналитических приложений и всех дополнительных продуктов, которые помогают в осуществлении проектов в сетях Ethernet.

- Как проходит интеграция продуктовых линеек? Каковы ближайшие планы?

Мы уже полностью объединили команды разработчиков двух компаний. У нас есть подробная дорожная карта интеграции продуктовых линеек и выпуска новых решений. Думаю, что в течение следующих 6-12 месяцев слияние будет полностью завершено. При этом какие-то продукты прошлых серий будут просто обновлены путем установки актуальных программных модулей или же заменены на новые. Для клиента эти процессы останутся незамеченными, им не придется останавливать свои системы.

- Сказываются ли на продажах оборудования Extreme в России известные политические риски? Рассматриваются ли в этой связи какие-то шаги по локализации производства или расширению исследований и разработок с участием российских специалистов?

Характер взаимоотношений между странами всегда нужно иметь в виду, но пока никакого негативного воздействия от текущих политических процессов на бизнес в России мы не замечаем. Мы в полном объеме учитываем все требования госструктур в области безопасности и сертификации продуктов, в части соответствия требованиям стандартов. Поэтому проблем у нас не возникает. Все поставки осуществляются в срок, контракты соблюдаются. Мы, конечно, держим руку на пульсе, но пока все идет нормально, и мы продолжаем инвестировать в очень важный для нас российский рынок. Что касается локализации производства, то мы пока не видим острой необходимости в реализации этой идеи, но, если это понадобится российским партнерам, мы рассмотрим возможности для расширенного участия местных специалистов в разработке наших продуктов.

Роман Китаев: «Осваивая новые направления бизнеса, мы получаем возможность предоставлять комплексные решения для ЦОД»

Компания CommScope, известная на российском ИТ-рынке как производитель высококачественных структурированных кабельных систем, расширила спектр продуктов и решений для центров обработки данных. Роман Китаев, глава CommScope Enterprise в России и СНГ, рассказал Computerworld о новых направлениях бизнеса

— В результате ряда приобретений в CommScope появились новые продукты для центров обработки данных и интеллектуальных офисов. Насколько все это отражается сегодня на российском бизнесе компании?

Если говорить о ЦОД, то теперь в нашем распоряжении имеется система управления инфраструктурой центров обработки данных Converged Physical Infrastructure Management, приобретенная вместе с компанией iTRACS. Эта система, которая в настоящее время интегрирована с ПО управления СКС SYSTIMAX imVision, ранее была представлена на отечественном рынке дистрибьюторской компанией OCS и поддерживается также специалистами из Европы. Таким образом, в нашей стране уже имеется инфраструктура для ее продвижения.

Еще одним новым направлением деятельности в области ЦОД является модульное решение Data Center on Demand. Его основная особенность – построение и масштабирование самого ЦОД и его физической инфраструктуры из готовых модулей, число которых наращивается в соответствии с реальными требованиями развития ИТ-систем. Модули, формирующие фрагменты машинных залов, где устанавливается до 20 стоек, поставляются с системой прямого естественного и адиабатического охлаждения, снабжены шинопроводами, предусматривают размещение ИБП и средств пожаротушения. Благодаря эффективному охлаждению и использованию изолированных горячих и холодных коридоров обеспечивается отвод тепла из стоек, мощность потребления которых достигает 35 кВт. Таким образом, появляется возможность поэтапного строительства ЦОД с широким диапазоном ИТ-нагрузок.

Что же касается интеллектуальных офисов, то здесь речь идет о системе управления светодиодным освещением на основе традиционной витой пары. Эта технология, приобретенная вместе с компанией Redwood Systems, продвигается сначала на европейский рынок, и более подробно о ней можно будет поговорить позже.

— В России CommScope ассоциируется в первую очередь с СКС SYSTIMAX. Каким образом в компании сформировалось направление модульных ЦОД?

CommScope — многопрофильная организация. Одно из направлений ее деятельности — решения для широкополосных коммуникаций, в рамках которого ведутся работы с американскими кабельными операторами. Здесь компания выступает в роли единого контрактора, обеспечивая операторов в том числе системами охлаждения и бесперебойного энергоснабжения. Модульные решения появились в процессе реализации нескольких крупных операторских проектов и после приобретения ряда активов, включая определенное число патентов, стали продуктом CommScope. С весны 2014 года они представлены на отечественном рынке.

— Вы как-то оценивали спрос и возможную емкость рынка?

Мы начали эту работу и, честно говоря, удивлены тем, насколько заказчики заинтересованы «модульной» идеей. Их интерес превзошел наши ожидания. Причем уже есть первые конкретные проработки. Одна из них – совместно с оператором коммерческих ЦОД, который намерен построить еще один центр под Москвой с мощностью потребления на первом этапе в несколько мегаватт. Сейчас мы проводим расчеты, чтобы оценить капитальные затраты, расходы на эксплуатацию с учетом адиабатического фрикулинга в средней полосе России, учесть преимущества модульной компоновки при поэтапном вводе в действие центра обработки данных. Надеюсь, что это будет хорошим примером, позволяющим сравнить возможности традиционных и модульных ЦОД.

— Но ведь создание ЦОД является для вас совершенно новой областью деятельности…

Да, но новые направления позволяют предоставлять заказчикам комплексные решения в области ЦОД. Здесь мы начали с кабельной инфраструктуры и СКС, в том числе с системами управления iPatch, которые трансформировались теперь в imVision. Затем к ним добавились системы управления физической инфраструктурой от iTRACS и теперь – решения для модульных ЦОД. Таким образом, мы располагаем широким спектром компонентов и решений, которые можем предлагать в различных сочетаниях в процессе выполнения проектов по созданию и модернизации центров обработки данных. Такие проекты открывают гораздо больше возможностей, чем ставшие рутиной инсталляции офисных СКС различных уровней сложности.

— А что происходит сегодня в области структурированных кабельных систем?

Здесь наши доходы делятся приблизительно поровну между центрами обработки данных и офисными системами. Однако, если учитывать объемы проектов, то стоимость инсталляции для среднего ЦОД соответствует крупной офисной системе, содержащей от 5 до 10 тыс. портов Категории 5e. В ЦОД наиболее востребованы сегодня претерминированные медные и волоконно-оптические кабельные сборки, а также коммутационные панели высокой и сверхвысокой плотности. И наша задача — спроектировать систему, включая кабельные каналы, таким образом, чтобы предоставить возможность масштабирования и быстрой прокладки кабельных соединений по мере установки новых рядов стоек в машинных залах.

— Можно ли говорить о каких-либо заметных изменениях на рынке офисных СКС?

При строительстве крупных объектов люди задумываются об оптимизации кабельной инфраструктуры. Здесь мы, как и другие производители премиальных СКС, предлагаем решения в соответствии с выдвигаемыми требованиями к помехозащищенности, администрированию кроссовых полей, возможным перемещениям персонала, переходу от кабинетных систем к «открытым офисам» и рядом других. Подход заказчиков к выбору категории СКС стал довольно прагматичным. Если строится офис класса А, то, как правило, останавливаются на Категории 6a. Часто выбирают Категорию 6 как нечто «среднее» между 6a и 5e. Когда проект охватывает ЦОД или серверное помещение и офисы, выбор Категории 6а для последних является фактически продолжением решений, принятых для ИТ-инфраструктуры. В тех же случаях, когда СКС занимается генподрядчик или бюджет сильно ограничен, здесь мало думают о нюансах — все определяет цена решения.

— Насколько востребованы сегодня интеллектуальные СКС?

Их применяют в основном для крупных инсталляций с развитой кабельной инфраструктурой или при наличии сети распределенных объектов в учреждениях финансовой сферы и консалтинговых компаниях, на предприятиях нефтегазодобычи, площадках операторов связи. В среднем в год насчитывается примерно пять крупных инсталляций, содержащих свыше 2-3 тыс. портов. В целом на долю интеллектуальных панелей и контроллеров приходится от 15 до 20% суммарных доходов SYSTIMAX.

— Что вы считаете для себя наиболее важным в текущем году?

Освоение новых направлений в области ЦОД. Мы ожидаем нескольких внедрений продуктов iTRACS, я уже говорил об имеющейся в нашей стране инфраструктуре их поддержки. Что же касается модульных ЦОД, то здесь для нас очень важно заключить первые контракты, чтобы в будущем году приступить к реализации проектов. Вместе с партнерами-интеграторами, имеющими практический опыт строительства центров обработки данных, мы прорабатываем широкий круг вопросов — от логистики поставок до выполнения проектов, дальнейшего сопровождения и технической поддержки установленного оборудования. Все эти вопросы будут решены, а спрос на ЦОД, в которых по-прежнему заинтересованы отечественные организации, является залогом успешного развертывания модульных решений в России.